Вы Анонимный пользователь. Вы можете зарегистрироваться, нажав здесь.
Сказки для рыцарей старшего возраста. Разместил 22/07/2009
Olwen интереснейший материал нашла, - статью И. Петровского, в которой очень ярко и бзизко к сердцу анализируются "Хроники Нарнии". Очень советую прочитать этот материал всем, кто интересуется данной тематикой!
СКАЗКИ ДЛЯ РЫЦАРЕЙ СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
Фантастика Клайва Стейплза Льюиса не совсем обычна. Фантастические миры открывались читателям и раньше, до Льюиса. В одной старинной шотландской легенде храбрый рыцарь попадал в подземное царство фей, влюблялся, как водится, в королеву и, возвратившись через семь дней домой, узнавал, что отсутствовал семь лет. В знаменитой новелле Вашингтона Ирвинга некий Рип ван Винкль общался с первыми американскими переселенцами, вернее, с их призраками, а, придя наутро в родной городок, не мог найти собственного дома, поскольку со дня его исчезновения минуло двадцать лет. Мир, полный удивительных встреч и событий, как бы соблазнял любопытного, а затем вырывал его из прежней жизни, вырывал безжалостно, навсегда. У Льюиса все не так. В сказке «Лев, Колдунья и Платяной Шкаф» девочка Люси проникает в чудесную страну Нарнию через старый шкаф, плутает по зимнему лесу, завтракает с фавном, волнуется, как бы ее не хватились. Но ее и не думают искать: ведь только что, буквально секунду назад, она была здесь в комнате! А в «Покорителе Зари» прямо говорится о важнейшей особенности нарнийского времени: «Даже проведя в этой стране сто лет, вы вернетесь в наш мир в ту самую минуту, в какую его покинули». У Льюиса мы снова попадаем в не изменившийся и совершенно узнаваемый мир, будто перед этим выскочили в тапочках на порог узнать погоду. Никакого неуюта, ощущения покинутости, ничего похожего на горькое разочарование и гнетущее душу сиротство. Путешествовать по Нарнии можно бесконечно долго, иные успевают пройти там путь от обыкновенных нарнийцев до королей... Какое это счастье — годами странствовать по морям и океанам, а потом обнаружить, что дома за это не влетит! Больше того — там ждет радость невероятного открытия: не мир изменился, но мы стали другими! Да и странно было бы не стать другими. Там, в волшебной стране, учатся снимать заклятия, смеют противоречить хитрым и коварным взрослым, убегают из неволи (верхом на говорящей лошади), бьются на мечах. В Нарнии все это приходится делать самим, учась и взрослея одновременно. Но ведь и страна эта меньше всего напоминает обжитую, теплую детскую. Там нет - вот что удивительно! - почти ничего сказочного. Все реально, вещно, плотно. Стоит заснуть с драконьими мыслями о корысти, о власти или честолюбии — и сам проснешься драконом. И бои там не шуточные. И оружие не такое, как в гофмановском «Щелкунчике», не из фольги. Запах сражения здесь кружит голову, бьет в ноздри, шерсть в разгар боя летит клочьями, ножи входят меж ребер «с хрустом», а после битвы меч оттягивает руку и чужая кровь струйкой ползет по рукоятке. И этот меч Льюис вкладывает в руку читателю и напутствует его перед боем. Неужели кто-то захочет в эту минуту покинуть Нарнию? Или разрешит себе спасительную мысль, что все это сказка? У Г. К. Честертона, прямого предшественника и духовного наставника Льюиса, есть роман «Наполеон Ноттингхиллский». Там рассказывается о самом обычном жителе лондонского пригорода Ноттингхилл, который дерзко противостоит огромной армии, норовящей задавить его уютный родной пригород. Заметим: Честертон не сказку пишет, а роман. Роман о последнем рыцаре маленького городского уголка 19 века, сражающемся против натиска обезличенного (то есть цивилизованного) города века 20-го. У Льюиса вроде бы сказка, но, когда его герои выходят на битву, они ощущают себя героями романа. Может быть, точнее назвать сказки Льюиса «рыцарским романом 20 века»? Самое чудесное в Нарнии — это она сама. Нарния рождается у нас на глазах из мрака и пустоты, из песни Льва по имени Аслан. Добрый Лев не может петь плохо, значит, и мир, им созданный, не знаком со злом. То самое яблоко, из-за которого в свое время был изгнан из рая род людской, здесь берет в руки мальчик и отдает Льву. Ребенок чище взрослого, а потому и сильнее. Однако не стоит умиляться: если злым силам не одолеть ребенка, то это еще не значит, что враг повержен. Наоборот, враг у Льюиса хитрее, коварнее, умеет забираться в души и поэтому особо опасен. Сказки Льюиса не совсем детские. Скорее, они для старших детей, для тех, кто стоит на пороге отрочества и юности, периода мучительно трудного. Французский писатель Андре Жид посвятил ему роман «Фальшивомонетчики», где обнажил все без исключения соблазны переходного возраста. Его мальчишки блудят, отрекаются от отцов, играют в шантаж, с какой-то дивной легкостью впадают в цинизм. Приятнее всего им чувствовать нереальность происходящего, будто все, что с ними происходит,— фантазия автора, попросту говоря, вымысел. А раз вымысел — какая тут честь, какое достоинство, где уж здесь до ответственности! С них и взятки гладки. Через границу реальности они перешагивают с той же легкостью, с какой преступают грань морали. Есть такие герои и в сказках Льюиса. Именно на них делают ставку злые силы — Белая Колдунья или хитроумный Обезьян Хитр. Они — законченные нравственные релятивисты и первостатейные снобы. «Удел наш высок, мы одиноки» — эту исполненную леденящей гордыни фразу повторяют и дядя Эндрю, и Королева Джедис. Дети же, оказавшись в Нарнии, сразу понимают: Фавн Тамнус добр и несчастен, Белая Колдунья зла и жестокосердна. Значит, Фавн — «за нас», а Колдунья — «против». Маленький (но многообещающий) лжец Эдмунд спрашивает: «Почему ты думаешь, что Фавн на той стороне, что надо, а Королева — нет?» Нравственные ориентиры у него размыты. Он готов рассмотреть и другое соотношение добра и зла. Если из такой рухляди, как старый шкаф, можно попасть в волшебную страну, то почему добрый Фавн не может оказаться в стане жестокой Королевы (она же — Белая Колдунья)? В самом деле, даже привратник, охраняющий ледяной дворец, говорит Эдмунду: «Тебе повезло, избранник Королевы... а может быть, и не очень повезло». Вот где червоточина: стоит допустить это расплывчатое «может быть» — и Аслан, спасая жизнь маленькому негодяю, отдает себя на растерзание Колдунье. А все потому, что волшебный шкаф для Эдмунда только рухлядь и реальный мир скучен, тосклив, уныл. Зато как здорово у Королевы — даже рахат-лукум коробками раздают. Совсем иначе для других детей: мир кажется им удивительным и здесь, и там. Разве обыкновенная шуба, висящая в шкафу, на ощупь менее прекрасна, чем шерсть фавна? Надо только уметь видеть! И тогда окажется, что шуба мягка, как фавн, а доброта радостна, как Аслан, и мир наш так же волшебен, как Нарния. И вообще, ведь сказочна не Нарния, а граница, отделяющая нас от нее... Сказочный и реальный едины и одинаково чудесны, только холодные умники не видят этого. Попробуйте откажитесь от этой мысли — и краски поблекнут, мир станет серым и будничным, и мы уподобимся Эдмунду, бросающему вокруг снисходительные взгляды. Чтобы вывести нас из этой высокой меланхолии, понадобятся сильнодействующие средства, и нам будет все равно, от кого их получать, лишь бы — коробками. Вот тогда все смешается: добро окажется холодным, как лед, а зло — приятным, как рахат-лукум. Ничего удивительного, все может статься... Нет, возражает Льюис, не все. Есть вещи, говорит один из его героев, которые человеку не вынести. Льюис требует снисходительности, и сам никогда не позволяет себе жестокости ни к читателю, ни к герою. Он не учит доброте (как Диккенс), он просто добр. И самое важное, что он делает, — помогает распознать добро, отличить его от серого и тусклого зла. Взгляните, какие яркие краски: Аслан — ослепительно-золотой, Нарния — сочно-зеленая, всегда весенняя, будто ее рисовал ребенок. Посмотрите на войско Аслана: единорог, кентавры, орлы, леопарды... Перед нами словно ожившая средневековая геральдика, пиршество красок и форм. И в противоположность ей — мрачная готика зла: грязно-коричневые «промежуточные» миры или скользкий, неопределенно-серый, точно сошедший с гравюры, гигантский осьминог. Наконец, тьма, жуткий Тёмный Остров — настоящая «черная дыра», поглощающая свет и время, цвет и радость. Льюис помогает распознавать, но не более того. Ведь геральдика — не только герб, но и щит, точнее, герб на щите. Льюис вручает этот щит герою (да и читателю), а тот уже знает, что щит не только защищает его, но и сам нуждается в защите. Кто, как не читатель, отстоит эти живые краски, этих фантастических зверей, саму радость общения с Нарнией?! Трубят рога, звенят копья, стучат копыта боевых коней, и вооруженный сверкающим щитом с изображением Льва читатель — предводитель нарнийского войска — выходит на бой с силами мрака и тьмы...
И. Петровский.
Логин n
Не зарегистрировались? Вы можете сделать это, нажав здесь. Когда Вы зарегистрируетесь, Вы получите полный доступ ко всем разделам сайта.
