Вы Анонимный пользователь. Вы можете зарегистрироваться, нажав здесь.
Радио Ватикана - о К.С. Льюисе. Разместил 22/03/2012
Официальный сайт "Радио Ватикана" 03.03.2011 года опубликовал интересную статью о К.С. Льюисе. В материале допущены некоторые шероховатости с точки зрения русского языка (например, несколько странно смотрится слово "эпизоды" вместо "сказки" или "повести" применительно к "Хроникам Нарнии", - есть и некоторые другие неовности), - но тут объяснение простое - над материалом работали не российские специалисты, а итальянцы, выучившие русский язык. Если с этой точки зрения посмотреть, - за материал можно ставить твёрдое "отлично" и за написание текста на иностранном языке, и за содержание. А уж по содержанию текст, однозначно, интересный, содержит массу полезной информации. Для ознакоммления со статьёй нажмите на "подробнее...".
Клайв Стейплз Льюис
"Совершенно один в комнате колледжа Магдален, я чувствовал на себе, ночь за ночью, всякий раз, когда мысль хотя бы на мгновение отвлекалась от работы, твёрдую, неумолимую хватку Того, Кого я упорно отказывался узнавать. То, чего я больше всего боялся, в конце концов завладело мною. Во время семестра Троицы 1929 года я сдался, признал Бога Богом и встал на колени для молитвы: наверное, в тот вечер я был самым безнадежным и упрямым обращенным во всей Англии". Эти слова принадлежат Клайву Стэйплзу Льюису, герою сегодняшнего выпуска нашей рубрики "Свидетели".
Для друзей он был просто Джек, профессор филологии в Оксфорде. Он происходил из англо-ирландской семьи Белфаста и после "умеренно-христианского", по его словам, детства душой и телом окунулся в рационалистский и идеалистский атеизм, провозглашенный и выраженный всей жизнью. Молодой Джек обладал тонким умом, безграничной любознательностью, он был необычайно восприимчив и способен к логическому рассуждению. Но однажды что-то новое вошло в его жизнь и внесло сумятицу в его, на первый взгляд, прочную веру в несуществование Бога, потому что в жизни всегда находится что-то иное, что-то непредвиденное, незамеченное и удивительное. "Настигнутый радостью": нельзя было найти более подходящего названия для книги, в которой рассказывается об обращении. Именно такое заглавие и выбрал Льюис для своей автобиографии, написанной в возрасте пятидесяти лет, но охватившей только первые тридцать лет его жизни, поскольку, как он пишет в предисловии, "я ни разу не читал автобиографии, где раздел, посвященный первым годам, не был бы самым интересным". В 1955 году страсть Льюиса к первым годам жизни человека была естественным, почти что "вынужденным" выбором: как раз в те годы он заканчивал семь эпизодов "Хроник Нарнии", литературного труда, который вместе с "Письмами Баламута" сделал его одним из самых читаемых и известных авторов во всем мире (и отодвинул в тень его выдающиеся филологические исследования англосаксонской средневековой литературы). В центре этих знаменитых романов-фэнтези - также тема юности и обращения. На одной из страниц "Просто христианства" Льюис говорит о символичном образе по имени Дик и озвучивает несколько фраз, которые могли бы стать кратким содержанием всей саги о Нарнии: "Творить благо Богу, насколько нам известно, ничего не стоит. Но ради того, чтобы взбунтовавшаяся человеческая воля могла обратиться на праведный путь, Он умер на кресте. (…) До тех пор, пока Дик не обратится к Богу, он будет думать, что его приятный характер - его собственность во всех отношениях (и по происхождению, и по принадлежности). Но пока он так думает, прекрасные качества его ему не принадлежат. Только когда он поймет, что они - не его заслуга, а дар Божий, и вновь предложит их Богу, только тогда качества эти действительно станут его собственностью. Только то мы и можем сохранить, что добровольно отдадим Богу. А то, что попытаемся удержать для себя, непременно потеряем". Дик - это не только Эдмунд, мальчик, за которого во второй части "Нарнии лев Аслан жертвует собой, позволяя себя убить; Дик - это, несомненно, сам Джек.
Если говорить словами Бонхоффера, история обращения Льюиса в "Настигнутом радостью" - это история "сопротивления и капитуляции". С этой точки зрения, книгу можно считать дневником, где писатель записывает движения своей души - смятенной, пленённой и, наконец, побежденной натиском Бога. Дневником Радости (именно это - "имя" Бога согласно Льюису). За ним шесть лет спустя последует очень краткий и сильный "Обзор горя", написанный после смерти жены (которую, кстати, звали Джой…). В середине своей автобиографии Льюис пишет: "Агностики доброй воли будут весело говорить о "поиске Бога человеком"", но Льюис (больше) не агностик доброй воли, и он больше не говорит "весело", потому что испытал "беспощадные тиски" Бога и то, насколько ужасной может быть Его красота и Его радость. Именно на этих двух крайних противоположностях стоит вся жизнь Джека: Красота и ее плод - Радость, "… то есть, неудовлетворенное желание, само по себе желаннее всякого удовольствия. Я называю его радостью, и здесь это - технический термин, который нужно четко отличать от счастья, равно как и от удовольствия. Радость (в значении, какое я ей приписываю) на самом деле имеет одну общую с ними характеристику, и только одну; а именно, если кто-то ее испытывает, то хочет испытать ее еще. Помимо этого и только на основании ее природы, мы можем также считать ее несчастьем или болью особого рода. Но такого рода, какого мы желаем. Сомневаюсь, что тот, кто ее испытал, захочет ее когда-либо променять - будь то в его силах - на все удовольствия в мире. Однако, радость никогда не бывает в наших силах, в то время как удовольствие часто в наших силах".
В свете такого понимания радости, перемешанной с болью, можно понять всю глубину образа Аслана, божественного льва, персонажа из "Хроник Нарнии". Это - одна из самых удивительных христологических фигур литературы 20 века. Аслан, одновременно образ Бога-Творца и Христа-Искупителя, приносящего себя в жертву ради любви, - это лев, добрый и величественный, мягкий и ужасный. Для Льюиса Бог - это лев, который отправляется на поиск человека, преследует его и заключает в объятия. "В действительности, у молодого атеиста нет никаких возможностей хранить свою веру, как надо", признается Льюис в книге "Настигнутый радостью", - потому что опасности окружают его со всех сторон". Постоянное состояние такой осады: вот что означает жизнь для английского писателя. Осада, которая парадоксально выявляет смирение Бога: как отец блудного сына, Он идет на поиски всех, даже тех, кто хочет убежать от Его объятий: "Тогда я не замечал в себе то, что сегодня мне столь ясно и очевидно: смирение, с каким Бог готов принять обратившегося даже при таких условиях. По крайней мере, блудный сын вернулся домой своими ногами. Но возможно ли должным образом прославить любовь, которая открывает небесные врата блудному сыну, когда он упирается и спорит, обиженно глазея по сторонам, куда бы сбежать?... Суровость Бога мягче, чем человеческая нежность, а Его принуждение - это наше освобождение". Мир - небезопасное место, особенно для тех, кто хочет сохранить нетронутым свое неверие и помешать Богу в этом процессе освобождения. И Льюис перечисляет такие опасности. Они посягнули на корни его атеизма и подорвали их. Вот они: красота природы и искусства, дар радости, который жизнь нам преподносит всегда неожиданно и непредсказуемо, встреча с другими людьми - реальными, которых мы знаем физически, и теми, с кем мы сталкиваемся при чтении книг. И среди множества таких "опасных встреч" можно назвать в особенности три, которые сыграли решающую роль на пути обращения английского писателя: Честертон, МакДоналд и Толкин. "Читая Честертона, так же как и МакДоналда, я не знал, на что иду, - пишет Льюис в "Настигнутом радостью". - Молодой человек, желающий остаться совершенным атеистом, не должен вдаваться в особые тонкости чтения. Повсюду расставлены ловушки: "Открытые Библии, миллионы сюрпризов", говорил Херберт, "тонкие сети и хитрости". В этом смысле, Бог не очень-то аккуратен". Книги Честертона (особенно "Вечный человек") и МакДоналда (особенно его "Фантазии"), можно сказать, подготовили молодого Джека к "капитуляции", которая, однако, произойдет только потом, благодаря встрече с Толкином. Писатели познакомились в конце 20-х годов в Оксфорде. Оба они были влюблены в древние саги и легенды, и между ними завязалась долгая дружба - она длилась более 40 лет. От этой дружбы и берут начало романы, известные всему миру: "Нарния" и "Властелин колец". Если в 1929 году Джек встал на колени и начал молиться Богу, отчаянно сопротивляясь, то дружба с Толкином привела его ко встрече со Христом. 19 сентября 1931 года Джек и Толлерс (как Толкина называли ближайшие друзья), вместе с общим другом Хьюго Дайсоном, после ужина идут на свою обычную прогулку в парк колледжа Магдален и ведут разговор о древних мифах и об "Истине", сокрытой в этих повествованиях. Разговор закончится в три часа утра. А несколько дней спустя Льюис напишет своему давнему другу Артуру Гривсу: "Недавно я перешел от веры в Бога к бесповоротной вере во Христа, в христианство. Попробую объяснить тебе это в другой раз. Моя долгая ночная беседа с Дайсоном и Толкином сильно повлияла на все это". Подобно Никодиму, интеллектуал Льюис познал свою светлую ночь, и жизнь его радикально изменилась. С того момента он стал неутомимым защитником вновь обретенной веры и искусным проповедником христианской истины: его очерки о вере, о страдании и любви до сих пор - среди самых выдающихся произведений христианской апологетики 20 века. В этом смысле, его притча напоминает историю Честертона. Хотя Льюис и не сделал формального шага в лоно Католической Церкви. Но, в сущности, он все же вошел в нее, и можно говорить о многих проявлениях его "криптокатоличества". Не в последнюю очередь, об этом свидетельствует его переписка со святым Иоанном Калабрией. История Льюиса, как и история автора "Отца Брауна", - это путь сердца и ума, уступивших Радости, которая исходит из Благой Вести. Вести, сметающей все фантазии и измышления человеческого рационализма (а рационализм - это не то же самое, что разум, чудный дар Божий). Честертон стал католиком в 1922 году, несколькими годами раньше Льюиса. Он подарил нам два высказывания, под которыми Джек мог бы уверенно подписаться: первое - в очерке "Католическая Церковь и обращение", где Честертон подчеркивает: "Клеймо веры - не традиция, а обращение. Благодаря этому чуду люди открывают истину, невзирая на традицию, и часто ценою отрыва от человеческих корней (…). Возможно, через сто или двести лет традицией станет спиритизм, социализм и христианский сайентизм. Но католичество никогда не станет традицией. Оно всегда будет чем-то неудобным, новым и опасным". И второе утверждение - в стихах, написанных как раз по случаю перехода в католичество: "У мудрецов есть сотня карт, на которых начертаны густые, как деревья, миры. Они сотрясают разум тысячью решёт, отсеивающих песок и оставляющих золото: все это для меня - не дороже пыли, ибо имя мое - Лазарь, и я жив".
Логин n
Не зарегистрировались? Вы можете сделать это, нажав здесь. Когда Вы зарегистрируетесь, Вы получите полный доступ ко всем разделам сайта.