Вы Анонимный пользователь. Вы можете зарегистрироваться, нажав здесь.
Сорвавшееся с языка. Перевод проповеди К.С. Льюиса. Разместил 02/05/2011
Сегодня Ivan опубликовал на форуме нашего сайта интереснейший материал, с которым Администрация сайта предлагает ознакомиться нашим читателям. Речь идёт о статье К.С. Льюиса, которая, по нашим данным, ранее на русский язык не переводилась. Для чтения статьи нажмите на "подробнее...".
Творческое наследие Льюиса очень велико. И если крупные его произведения переведены на русский язык, то небольшие эссе, очерки и просто выступления Мастера можно прочесть лишь на английском.
Работая над переводами статей того же Д. Брауна, то и дело сталкиваешься с названиями этих произведений Льюиса, о которых большинство русскоязычных читателей даже не имеет представления. А ведь и в них немало интересной и полезной информации. К тому же, чем больше мы знакомимся с работами Мастера, тем лучше понимаем то, что он хотел нам сказать.
Вот я и решил попробовать перевести хотя бы одну статью. Выбор пал на "Сорвавшееся с языка" (“A Slip of the Tongue”) - именно ее упоминал в своей статье профессор Д. Браун.
Статья (вернее - проповедь) посвящена тем искушениям, которые встречают человека, уже обретшего веру и пытающегося жить в соответствии с Истиной. Эти искушения менее очевидны, но не менее опасны, потому что не отрицают веру, а лишь пытаются отвоевать в душе уголок для себя... Но лучше предоставим слово Мастеру:
Сорвавшееся с языка
Когда мирянину предстоит произнести проповедь, я думаю, что она будет более полезна, а, может, даже интересна, если автор начнет с рассказа о себе, не слишком заботясь о том, чтобы наставлять слушателей путем сравнения себя с другими людьми.
Не так давно - в 4-е воскресенье после Троицы, когда я пытался сосредоточиться на молитве, я обнаружил, что допустил оговорку. В молитве была просьба о помощи пройти сквозь временные обстоятельства жизни так, чтобы в итоге не потерять жизнь вечную; а я заметил, что прошу так пройти через обстоятельства вечности, чтобы в итоге не потерять временное. Конечно, я не думаю, что оговорка на молитве - грех. Не уверен я и в том, что дошел до жесткого педантизма Фрейда, чтобы считать все подобные оплошности исполненными глубокого смысла. Но я думаю, что некоторые из этих оговорок все же существенны. И похоже, что эта - одна из таких. Кажется,то, что я сказал по невниманию, почти полностью выражало нечто, чего я действительно желал.
Заметьте: почти, а не полностью. Я никогда не был столь глуп, чтобы думать, будто через Вечность можно в прямом смысле слова, "пройти". Я имел в виду, что хотел бы пройти жизнь без предубеждения ко временным вещам, предубеждения, которое может возникнуть в те часы или моменты,когда я проявляю внимание к Вечности, когда я становлюсь перед ней.
Вот что я имею в виду. Я молюсь, читаю духовную книгу, готовлюсь или приступаю к Причастию. Но в то время, когда я делаю это, я слышу, если можно так выразиться, внутренний голос, который настаивает на осторожности. Он советует мне быть осмотрительным, держать ухо востро, не заходить слишком далеко, не отрезать себе пути к отступлению. И я прихожу в присутствие Божье с большим опасением: а вдруг со мной здесь произойдет то, что окажется несовместимым с моей "обычной" жизнью, в которую мне надо вернуться? Я не хочу, чтобы мне открылось нечто, о чем я буду впоследствии сожалеть. Я знаю, что позавтракав, буду чувствовать себя совсем не так, как сейчас в церкви; и вот я не хочу, чтобы в алтаре со мной произошло что-либо, что предъявит мне в будущем непосильный счет. Это было бы очень неприятно - например, если я всерьез дам в алтаре обет быть милосерднее, то после завтрака я должен буду порвать свою сногсшибательую отповедь, которую вчера написал дерзкому корреспонденту и хотел отправить сегодня. Не менее удручающе выглядит и программа самоограничения, которая исключает всякую сигарету после завтрака (или, в лучшем случае, позволяет закурить с утра лишь один раз). Даже раскаяние в прошлых грехах требует оплаты - работы над собой в будущем. Раскаиваясь, мы признаем тот или иной поступок грехом - признаем, что не должны поступать так снова. Но мы предпочитаем отпуск окончательному освобождению - выходу в неведомое.
Корень всей этой осторожности - в том же стремлении сохранить наше временное бытие. И я нахожу некоторые доказательства, что это искушение не является только моим личным. Один хороший автор (чье имя я забыл) где-то сказал: "Были ли мы хоть когда-то свободны от опасения, что если помолимся чуть дольше, то воля Божия будет открыта нам во всей своей ясности?" Далее приводилась история, как утверждал автор - реальная.
Некая ирландская женщина, побывав на исповеди, повстречала у церкви свою самую заядлую недоброжелательницу, которая излила на нее целый поток злословия. "И не совестно тебе", ответила ей "жертва" - "что ты набрасываешься на меня в тот момент, когда я получила благодать прощения грехов? Но погоди, я ведь не буду долго ходить с этой благодатью. Мы еще сочтемся!"
Подобный трагикомический пример (и кстати, превосходный), приводит Троллоп* в "Последней хронике Барсета". Архидьякон, разгневавшись на младшего сына, немедленно ущемляет его права на наследство. Гораздо удобнее это можно было сделать спустя несколько дней, но Троллоп тут же поясняет, почему рассерженный отец не стал медлить. Ведь уже вечером ему нужно было бы прочесть молитвы на сон грядущий, и он знал, что невозможно пронести свои враждебные планы через слова, "прости нам долги наши, как и мы прощаем должников наших." Так что он решил разобраться с должником прежде молитвы; а Богу преподнести чистые намерения. Это - крайний случай той предосторожности, которую я имел в виду выше; человек не рискует отправиться за вечным, пока не обеспечил себе стабильность во временном.
Меня все время преследует одно искушение. Я желал бы войти в океан Божества (кажется, св. Иоанн Креста сравнил Бога с океаном) - но не для того, чтобы нырнуть вглубь или плыть - а чтобы лишь плескаться да разбрасывать брызги, все время остерегаясь, как бы не "заплыть за буйки" и не потерять ту нить, которая привязывает меня ко всему земному. Это искушение отличается от тех, которые встретили нас в начале христианской жизни. Тогда мы вообще не хотели принимать эти "требования вечности", боролись с ними. Но, когда мы были побеждены, и сдались Победителю, то предположили, что дальнейшее жизненное плавание будет лишь спокойной прогулкой под парусом.
Но искушение приходит позже. Оно адресовано тем, кто в принципе уже принял условия Победителя и даже прилагает какие-то усилия, чтобы удержаться на достигнутом. Но это искушение тоже не дремлет - оно деловито ищет тот минимум, который мы согласимся принять. По сути, мы живем подобно честным, но неохотным налогоплательщикам. Мы одобряем подоходный налог в принципе. Мы честно платим нужную сумму. Но мы боимся, что однажды налог повысится. Мы делаем все возможное, чтобы заплатить не больше, чем это необходимо. И мы надеемся - мы очень сильно надеемся - что после того, как мы рассчитались с долгами, у нас все еще останется достаточно денег, чтобы прожить.
Обратите внимание: предостережения, которые нашептывает искуситель, действительно правдоподобны. Я не думаю, что он часто пытается обольстить нас неприкрытой ложью - разве в нашей ранней юности. Правдоподобие - вот его следующее оружие. С его помощью можно унестись на крыльях религиозных эмоций - энтузиазма, как это называли наши предки - в мир отношений и обещаний, о которых мы позже будем сожалеть - не потому, что снова окунемся в греховный мир, а потому, что станем умнее. Мы можем стать скрупулезными фарисеями или фанатиками; а загоревшись тем, что нам кажется ревностью по вере (на самом деле именно кажется) мы можем взяться за дела, никогда для нас не предназначенные.
Всё это - искушение неверно понятой истиной. А вот ложь искушения - в предположении, будто главное условие хорошей жизни - это "умение жить", которое проявляется в благоразумном отношении к своим доходам, а также к нашим человеческим слабостям и амбициям. Но опора эта - довольно призрачная, ложная. Подлинную опору нам следует искать в другом месте: в настоящей христианской жизни, в нравственном богословии, в трезвом, рациональном мышлении, в советах хороших друзей и мудрых книг, а также, при необходимости - в опытном духовном наставнике. Научиться плавать можно лишь поплыв, а не сидя на берегу.
Конечно, этот путь лежит на границе между жизнью и смертью. Здесь уже нет ни малейшей параллели с уплатой налогов и тратой оставшегося на свои нужды. Этот путь потребует не просто какой-то определенной части нашего времени или нашего внимания, как некой дани, которую требует Бог. Ему нужно даже не все наше время и все наше внимание - ему нужны мы сами. Тогда для каждого из нас будут верны слова Иоанна Крестителя: “Ему должно расти, а мне умаляться.” (Ин. 3, 30). Бог будет бесконечно милосерден к нашим повторным падениям, Но я не слышал, чтобы Он обещал, что согласится на преднамеренный компромисс. Он, в конечном счете, не может дать нам ничего, кроме Себя - но Он может сделать это лишь в том случае, когда наше "Я" будет умаляться, освобождая место для Него в наших душах.
Давайте решимся на это; пусть в нашей жизни не будет ничего "собственного", оставленного только для себя, пусть в нашей жизни не будет места тому, что зовется "обычной" жизнью. Говоря так, я не подразумеваю, что каждый из нас непременно должен стать мучеником или даже отшельником. Возможно, кто-то будет призван и к этому. А у некоторых христианская жизнь будет включать много досуга, много любимых занятий. Но пусть все они будут получены от Бога. У настоящего христианина они будут такой же естественной частью его веры, его жизни, как и самые строгие обязанности - и его праздники будут столь же христианскими, как и его посты.
А вот чего нельзя допустить, и что может существовать в нас лишь на правах не до конца уничтоженного врага, с которым борются ежедневно - так это желание найти нечто, что было бы исключительно “нашим собственным”; некоторую часть времени, на которую Бог не может претендовать. Бог претендует на всё и не может иначе, ибо Он - Любовь. Он не может сделать нас счастливыми, не став для нас всем. Но если мы пытаемся остаться на "собственной территории", значит, мы пытаемся остаться в области смерти - вне любви. Ведь Любви - Богу - нужно всё. Торг Его не устраивает.
В этом, полагаю, заключается смысл некоторых изречений, пугающих нас больше всего. Томас Мор как-то сказал: “Если вы намерены заключить договор с Богом: сколько Вы собираетесь служить Ему - то вам придется расписаться за обе стороны". Закон своим неумолимо-бесстрастным голосом возвещает: "Многие будут отвергнуты в последний день - не потому, что они не уделили времени или сил для своего спасения, а потому, что уделили недостаточно". И еще: "Если ты не выбрал Царство Божье, то в конечном итоге неважно, что ты выбрал вместо этого.”
Эти слова трудно вместить. Неужели не имеет никакого значения, что я выбрал вместо - женщин или патриотизм, кокаин или искусство, виски или место в правительстве, деньги или науку? Да, никакой разницы не будет. Потому что мы отвернулись от своего настоящего призвания и отвергли то единственное, что может нас удовлетворить. В конце концов: не всё ли равно человеку, умирающему в пустыне, где и как он свернул с единственно верного пути?
Обратите внимание: и Небо, и Ад говорят на эту тему одним голосом. Искуситель шепчет: “Побереги себя! Подумай, как дорого тебе может обойтись твое доброе намерение, твое принятие Божьего зова". И Господь тоже советует нам составить смету перед постройкой. Даже в человеческих делах большое значение уделяется урегулированию мелочей, которые не всегда очевидны. Здесь - тем более. Параллели тут очевидны, и разница в смыслах не имеет большого значения. Это значит, что следующий шаг, в котором заключены надежды Неба и страхи Ада, должен исходить от нашей души, от нашей воли.
И все же, я не отчаиваюсь. Надеюсь, что моё суждение об этом предмете вполне совпадает с Евангелием; и уж по крайней мере не совпадает с какой-нибудь ересью. Так вот, я не думаю, что смогу усилием воли покончить раз и навсегда с попытками ограничить свои обязанности перед Богом и выделить роковой "уголок для себя". Только Бог может разрушить это. Я верю и надеюсь, что Он не оставит меня.
Конечно, это не значит, что вера позволяет мне самому, как говорится, “расслабиться”. Все, что Бог делает для нас, Он делает внутри нас. Его работа будет казаться мне ежедневными и ежечасными упражнениями для моей воли, когда мне предлагается одолеть вышеупомянутый недостаток. Эти упражнения будут предлагаться мне с раннего утра, ибо то, что было счищено с меня вчера, за ночь успевает нарасти снова, подобно чешуе.
Падения тут неизбежны, но они будут прощены; в этом - уступка нашей немощи, когда мы еще не способны до конца отвергнуть роковое стремление к "своему уголку". Может быть, в этой стране смертной мы никогда и не сможем это сделать, так и не изгоним захватчика со своей территории. Но это не значит, что мы должны уходить в подполье или становиться на путь коллаборационизма. И эта борьба, насколько я ее понимаю, должна начинаться заново каждый день. Наша утренняя молитва должна выражать мысль из "Подражания Христу": Da hodie perfecte incipere - помоги мне сегодня совершить первый шаг, потому что я еще ничего не сделал.
Оригинал статьи предоставил Omega. Перевод - Ivan.
* Энтони ТРОЛЛОП (Anthony Trollope) (1815-1882), английский романист. "Последняя хроника Барсета" - заключительный роман из серии "Барсетширских хроник" (Chronicles of Barsetshire). Подробнее об авторе и его книгах см. здесь.
Примечание:08.10.2011, 03:40. Обновление. Полностью отредактирован текст материала, по той простой причине, что ранее опубликованный текст был сокращённым - и весьма существенно. Теперь, когда к нам поступил полный текст (об этом позаботился Omega), мы представляем его вниманию наших читателей. Но и сокращённый текст не пропал, - его, как и раньше, все желающие могут прочитать у нас на форуме.
Логин n
Не зарегистрировались? Вы можете сделать это, нажав здесь. Когда Вы зарегистрируетесь, Вы получите полный доступ ко всем разделам сайта.
