Нарнийские рукописи (Narnian Manuscripts)

Но и это ещё не всё! Сразу же за «Отрывком о Лё Фэй» в записной книжке Льюиса следует черновой вариант «Дневника Юстэса» (Eustace's Diary), того самого, который Юстэс вёл во время плавания на «Покорителе Зари». Он вошёл и в саму книгу, однако, в несколько изменённом виде. Теперь и у нас есть возможность ознакомиться с его первоначальной версией.

Везде, где это было возможно, русский текст соответствует переводу Т. Шапошниковой, разночтения черновика с опубликованным оригиналом отмечены полужирным шрифтом. Все необходимые пояснения вынесены в комментарии.

Дневник Юстэса (Eustace's Diary)

20 августа, вторник. Наконец-то шторм кончился и впервые с тех пор, как мы покинули Одинокий Остров, я могу писать. [36] Он продолжался целых двадцать шесть дней, хотя остальные говорят, что двадцать восемь, я знаю лучше, потому что вёл точный счет. [37] (Очень приятно плыть с людьми, которые даже просто считать не умеют.) Шторм был ужасный, волны взлетали вверх и вниз, час за часом, неделю за неделей, я вечно ходил мокрый и почти ничего не ел, даже когда чувствовал себя для этого достаточно хорошо, потому что никто не заботился о приличной еде. Это лишний раз доказывает то, что я сказал им в самом начале: более чем глупо плыть в этой гнилой лохани. Если бы ещё люди были как люди, а то ведь звери в человеческом облике. Каспиан и Эдмунд, возможно, самые эгоистичные мальчишки, что когда-либо жили на свете. В ночь, когда рухнула мачта – от неё остался только обломок – я был очень болен, но они выгнали меня на палубу и заставили работать. Люси говорила, что если она и их знаменитая мышь могут работать, то, по её мнению, могу и я. Не понимаю, как они не замечают, что Рипичип всё время старается себя показать. Но, конечно же, ребёнок не способен это понять.

Сегодня, когда шторм кончился и наконец светит солнце, на палубе завели разговор о том, что делать дальше. Сухарей (очень мерзких) хватит ещё недели на две. Ещё придётся зарезать и съесть всех наших кур, как можно быстрее, потому что корм для них почти закончился. Они обеспечат нас едой ещё на неделю, всего выходит четыре. Главная проблема – вода. Даже если пить мало, по полкружки в день, воды хватит самое большее на три недели. (Правда, здесь много рома и вина, но от таких напитков жажда усиливается.) [38]

Разумней всего, конечно, вернуться обратно, к Одинокому Острову. Но на дорогу ушло двадцать шесть дней (они говорят, что двадцать восемь), так что времени на возвращение, даже при попутном ветре, потребуется гораздо больше. [39]

Все решили плыть дальше, надеясь, что скоро на востоке появится земля. Я счёл своим долгом сказать им, что нам неизвестно, есть ли воообще земли на востоке, и попытался объяснить им, как опасны ложные надежды, и как важно учитывать эти факты. Они нагло спросили, что я могу предложить взамен. Это было уже чересчур и я холодно и спокойно сказал, что меня похитили и вовлекли в это идиотское плавание без моего согласия и не моё дело вызволять их из бед, которые они сами на себя навлекли. Даже их умник Каспиан не смог ничего возразить и они продолжили свой разговор, словно меня там вовсе не было. Итак, было решено, что мы будем плыть на восток, пока сможем.

21 августа, среда. Море по-прежнему спокойно. На обед ели жареную курятину. Лучшие куски, конечно, достались другим. Люси решила почему-то подлизаться ко мне и хотела отдать мне свою порцию, но этот зануда Эдмунд сказал: «Не смей!» Очень жарко.

22 августа, четверг. Ни малейшего ветра. Жарко. Весь день чувствую себя очень плохо – наверное, у меня температура. Как и следовало ожидать, эти идиоты вышли в море без единого градусника.

23 августа, пятница. Ужасный день. Проснулся ночью и понял, что у меня жар, мне необходимо выпить воды. Любой доктор сказал бы то же самое. Нечего и говорить, что я человек честный, но ведь и дураку ясно, что эти ограничения не касаются больных. Я мог бы, конечно, кого-нибудь разбудить, если бы не моя бескорыстность. (Из-за чего и страдаю! Иные не заслуживают такого отношения.) Итак, я тихо встал с койки, взял чашку и очень осторожно, чтобы никого не потревожить, прокрался к бочке. Некоторые люди, будь им так же плохо, как мне, не стали бы беспокоиться об этом, но я всегда считаюсь с другими, как бы они ко мне ни относились.

Всё шло прекрасно, но не успел я зачерпнуть воду, как явилась эта гнусная мышь и схватила меня за руку. Я попытался объясниться, но этот шпик наделал столько шума, что разбудил всех. Тогда я спросил, естественно, что он делает посреди ночи у бочки с водой. Но эта мышь же у них любимчик, так что никому не пришло в голову, что она захотела раздобыть себе ещё одну порцию воды, а когда эта тварь поняла, что я имею в виду, то выхватила свою дурацкую шпажонку и полезла драться.

Ах, если бы только я не был болен! А так мне пришлось извиниться, ради восстановления мира. И тут этот тиран, Каспиан, во всеуслышание заявил, что всякому, кого поймают у бочки с водой, «всыпят двадцать горячих». Затем, словно этого было недостаточно, Каспиан стал меня, видите ли, жалеть! Сказал, что всем тяжело, что надо терпеть, и так далее, и тому подобное. Вот ханжа! Весь день я пролежал в постели.

24 августа, суббота. Сегодня подул слабый западный ветер. Мы проплыли несколько миль на восток, используя обрывок паруса, укреплённого на временной мачте, то есть на поднятом вверх бушприте, который привязали к тому обломку. Ужасно хочется пить. Я когда-нибудь брошусь за борт, вот тогда они пожалеют о своём отношении ко мне.

25 августа. Плывём на восток. Я лежал весь день и никого не видел, кроме Люси, которая старается быть по-своему доброй ко мне.

26 августа. Земля! Далеко на юго-востоке появилась очень высокая гора.

27 августа. Гора увеличилась в размерах и стала отчётливо видна, но она всё ещё далеко. Впервые за долгое время появились чайки.

28 августа. Поймали немного рыбы и пожарили на обед. В семь часов вечера бросили якорь в заливе гористого острова. Псих Каспиан не позволил спустить лодку, потому что уже темнело, а он боится туземцев и диких зверей (а говорили, что он ничего не боится). Воды дали больше.

29 августа. Самый страшный и самый странный день в моей жизни, но всё хорошо, что хорошо кончается. (Здесь начинается рассказ о драконе Билле Бирдбиттле и о внутренней перемене, случившейся с автором дневника). [40]

Черновой вариант «Дневника Юстэса», безусловно, представляет немалый интерес, не только интереснейшими подробностями и мелкими деталями, отсутствующими в опубликованной версии, но и теми загадками, которые стоят за разночтениями. Почему Одиноких островов стало три, если сначала был только один? Чем вызвано более чем двухкратное увеличение длительности шторма? Чем объясняется столь кардинальное сокращение злоключений Юстэса в драконьем обличии до всего лишь одного дня? Наконец, почему дракона зовут именем скорее английским по форме, чем нарнийским? На эти вопросы, как и на многие другие, у нас пока что нет ответов.

Отметим также, что в первоначальной версии дневника события датируются также и днём недели, чего нет в опубликованном тексте. Это позволяет нам сделать вывод, что первоначально Льюис относил плавание «Покорителя Зари» к 1946 г., а не к 1942 г., как это следует из «Краткого изложения Нарнийской истории». Ведь с момента создания «Покорителя Зари» и до его публикации, 20 августа (первая дата в дневнике Юстэса) приходилось на вторник лишь дважды – в 1940 и 1946 гг.

Таковы известные нам на сегодняшний день «Нарнийские рукописи», раскрывающие перед нами ещё одну страницу в истории создания «Хроник Нарнии»…

Примечания переводчиков

[36] Одинокие острова появляются только в опубликованном варианте, первоначально остров был только один.

[37] В опубликованном варианте шторм длился только 13 дней. Именно с этим связана разная датировка записей в двух версиях дневника.

[38] В английском оригинале обеих версий дневника Юстэс отличается большим педантизмом и точностью (что соответствует его характеру), чем это показано в русском переводе. Так срок, на который должно хватить провизии, он считает не приблизительно, но с точностью до суток, а объём воды не в кружках, а в пинтах.

[39] В опубликованой версии дорога от Одиноких островов заняла только 18 дней. Скорее всего, это связано с разной длительностью шторма. См. прим. 37.

[40] W. Hooper. Op. cit. P. 68–71.